Франция- Главная страница

Тайна Семлевского озера

«Когда мы изучали тему «Отечественная война 1812 годах, учитель истории говорил нам. что во время своего отступления из России Наполеон бросил в Семлевском озере под Смоленском несколько тонн награбленного золота. Многие экспедиции вели поиски, но ничего не нашли. Расскажите об этой загадочной истории». Письма с такой просьбой, которую высказал Леонид Пирожков из города Славянска Донецкой области, в редакции не редкость. Многих читателей интересует эта одна из самых захватывающих тайн русской истории, хотя публикаций о ней было немало.

В будущем году исполнится 175 лет, как сокровища, вывезенные французами из Москвы, исчезли, не оставив как будто никаких следов. По крайней мере до сих пор они не обнаружены, хотя попыток их найти предпринималось достаточно много. Но известно, что ничто бесследно не исчезает. И может быть. главная ошибка участников экспедиций состояла в том, что, движимые желанием поскорее добраться до сокровищ, они принимались за дело. не изучив как следует истории вопроса.

Пожалуй. прежде чем опускаться на дно озера, следует погрузиться в глубины архивных документов и сообщений печати того времени и там попытаться найти ориентиры для поисков на местности. А заодно и истоки укоренившейся легенды. Например, кто первым сказал, что именно в Семлевском озере спрятаны сокровища? На основании каких документов? Предпринималась ли какая-нибудь проверка этого сообщения и при каких обстоятельствах?..

«Он повелел, чтобы московская добыча. древние доспехи, пушки и большой крест с Ивана Великого были брошены в Семлевское озеро как трофеи. которых ему не хотелось отдать обратно и которых он не имел возможности везти с собою. Несколько артиллерии, которую некормленые лошади не могли тащить, также принужденными нашлись покинуть, хотя об этом и не всегда доносили Наполеону, который, будучи воспитан в артиллерийской службе, питал, подобно многим офицерам сей части, род суеверного почтения к пушкам». Могли английский романист Вальтер Скотт предположить, что именно эти несколько строчек из его огромного, в 14 томов, труда «Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французского», изданного в Петербурге в 1835 году, вызовут у русских читателей наибольший интерес. В числе первых, кто предпринял попытку найти украденные французами сокровища и в полной мере испил горькую чашу неудачи, был поэт и драматург по призванию, смоленский губернатор по государственной службе, участник Отечественной воины 1812 года Николай Иванович Хмельницкий.

Открытие, сделанное Хмельницким осенью 1835 года при чтении Вальтера Скотта, настолько взволновало его, что он, не теряя времени, выехал в Вяземский уезд, чтобы лично осмотреть местность, на которой произошло это историческое событие. После обстоятельного обследования Хмельницкий направил инженер-подполковнику Шванебаху, управлявшему строительством шоссе Смоленск - Москва, следующее секретное предписание. «При нынешнем обревизованш мною Вяземских присутственных мест. желая собрать на месте сколько можно ближайшие к означенному событию сведения, мне удалось узнать в Вяземским уезде, что действительно после отступления французской армии помещик села Семлева Бирюков отправил в земский суд 40 лафетов, что при личных расспросах подтвердил мне сам Биршков, поныне означенным селом владеющий, присовокупив при этом, что пушек от 40 французских лафетов за всеми тогдашними разысканиями не найдено. Из чего с основательностью должно было заключить, что орудия не были свезгны далее Семлева... плачевное положение обозов, ретировавшихся от г. Вязьмы, французской армии заставляло бы воспользоваться Семлевским озером, чтобы укрыть в нем добычу и оружие. Селение Семлево, где имеется почтовая станция, стоит на большом Московском тракте в 27 верстах от Вязьмы и в 194 - от Смоленска, а Семлевское озеро, в котором, как пишет Вальтер Скотт, брошена московская добыча. лежит в полуторе версты от большой дороги. Озеро сие окружено лесом, имеет длины приблизительно до 180, а ширины до 100 сажен. Оно глубоко и тинисто. и в немногих местах подъезд к нему доступен. На удобнейшем для сего месте дорога к берегу как бы наезжена большими тяжестями.

Соображая сказание Вальтера Скотта с местными сведениями, я нахожу, что они не только не противоречат, но, напротив того. приближаются к тому. кто описанное им может быть справедливо. Обстоятельство сие, могущее быть поводом к отысканию и возвращению первопрестольный град похищенной святыни-креста Ивана Великого и трофеев победоносного воинства, я почитаю слишком. важным, чтобы не представить о нем вышнему правительству. Прежде всего, однакож, я покорнейше прошу наше высокоблагородие при приезде вашем в г. Вязьму для обозрения строящегося там моста принять труд обозреть как бы партикулярным образом Семлевско» озеро и сообщить мне ваше мнение, каким бы легчайшим образом помощью искусственных испытаний можно было бы удостовериться в том. не окажется ли невдалеке от берега признаков брошенных в сие озеро металлических тяжестей, дабы тогда с большей уверенностью донести о том вышнему правительству».

Самоличный выезд губернатора на озеро, секретность предписания, перспектива сделать удивительное открытие, которое, казалось, уже в руках,- псе это чрезвычайно заинтриговало Шпацебаха. Он незамедлительно приступает к выполнению указаний губернатор и обращается к вяземскому и-мскому исправнику Клайгильсу за содействием в розыске московских реликвий. Тот, в свою очередь, хотя и воспылал готовностью послужить святому делу, но, не имея на этот счет никаких распоряжений свыше, обратился 7 октября к Хмельницкому за разъяснениями. Губернатор срочно посылает к исправнику нарочного с предписанием, которым обязует его "употребить особенную заботливость к удовлетворению тргбований Шванебаха по изъясненному предмету" и дает указание о найме в распоряжение подполковника по шести 1111 рабочих ежедневно.

Так сложился узкий круг особо доверенных лиц посвященных в одну из загадочнейших тайн отечественной ис' тории. Правда, к нему следовало бы причислить еще и графа Никиту Петровича Панина, вышедшего после энергичной дипломатической деятельности в отставку и мирно коротавшего остаток своих дней неподалеку от Семлева в имении Дугино Сычевского уезда. Чем руководствовался Хмельницкий, ставя Панина в известность о намечаемых планах,- то ли выразился в этом лишний раз его экспансивный характер поэта, то ли рассчитывал он воспользоваться в случае удачи петербургскими связями бывшего вице-канцлера,- сказать трудно.

Нельзя, конечно, ничего было скрыть и от дворянина Алексея Бирюкова. Тот очень быстро смекнул, какую немалую выгоду он может извлечь, если сокровища действительно обнаружатся. Дозволив производить изыскания, Бирюков чувствовал себя едва ли не самым главным участником всего предприятия. Вскоре он писал Хмельницкому: «Подполковник Шванебах, бывши у меня, оставил инженерного офицера, который по совету его делал наблюдения и пробы. И (с одному берегу по его указанию и моему при опущении сверла ощущаемо было что-то из металлов, о чем и он хотел доносить по своей команде, а я долгом, моим поставил донести до вашего превосходительства».

Письмо Бирюкова следует расценивать скорее всего как настойчивое напоминание о его причастности к поискам, а вот составленная по всей форуме записка Шванебаха от 20 декабря за № 390, заключавшая в себе подробный отчет о проделанном, не только рассеивала последние сомнения Хмельницкого, но и могла служить изначальным юридическим документом для донесения «вышнему правительству». Пафос и патриотический пыл потерявшего голову инженер-подполковника, подкрепленный, казалось бы, несущественными мелочами, как вкус и цвет воды в озере и даже сведения о рыбе,- все это под пером маститого автора водевилей приобрело не только убедительную достоверность, но и заиграло самыми радужными красками.

Если бы Хмельницкий решил в точности следовать сложившейся иерархической структуре, он должен был бы направить донесение о семлевской загадке своему непосредственному начальнику - князю Николаю Николаевичу Хованскому, генерал-губернатору смоленскому, витебскому и могилевскому, а уж тот по собственному усмотрению дальше - министру внутренних дел или министру двора. Безусловно, этот естественный ход никак не мог устроить Хмельницкого. Он отлично понимал, что движение документа вверх со ступеньки на ступеньку займет очень много времени, и самое главное, если донесение все-таки и попадет к императору, то имени Хмельницкого в нем может не оказаться. Плоды его инициативы и хлопот достанутся другим. И Хмельницкий нарушает субординацию. Одновременно с письмом к Хованскому, не извещая его об этом, он пишет и министру внутренних дел графу Дмитрию Николаевичу Блудову. «Сир Вальтер Скотт в Х т. «Жизни Наполеона Бонапарта, императора французского» поместил приказ, отданный в Семлеве Наполеоном.

Даже если бы таковой не состоялся, плачевное состояние обозов ретирующейся от города Вязьмы французской армии заставило бы воспользоваться положением Семлевского озера, чтобы, укрыть похищенную святыню Москвы и становящиеся одною лишь тяжестью орудия. В 1813 г. семлевский помещик Бирюков представил в земский суд 40 пушечных лафетов, найденных на полях его владения. Следовательно, орудия не были везены далее Семлева. Приказ Наполеона состоялся и был действительно исполнен, и по нем должно искать крест с храма Ивана Великого в Семлевском озере. Розыски, деланные в 1813 году по предписанию гражданского губернатора, оставались тщетными, потому что все жители проходимых французской армией мест убегали из своих жилищ и тяжело было придумать, чтобы столь великие массы были погружены в озеро, почти недоступное...

К озеру ведет от села дорога, по которой иногда возят мох. Дорога же, по которой французы. вероятно, провозили в 1812 году погруженное ими, приметна только со стороны озера и, по уверению старожилов, прежде не существовала, и как в ней не было и нет никакой надобности, то она совершенно заросла лесом. Сей последний отличается ростом и выводит на большую дорогу. Ныне по предположению смоленского губернатора поручено было строительного отряда прапорщику фон Людевичу прозондировать Семлевское озеро. Он открыл в 25 саженях от конца нынешнего берегового нароста груду неправильной фигуры, коей наибольшее протяжение составляет до 4-5 саженей, высотою в сравнении с облегающим дном около 10 футов. (Вероятно, сей неправильный конус имеет большое основание и в течение 23 лет значительно погруз в матером дне.) Ударение зондою производило звук. который уже оправдывал основанное на толиком вероятии ожидание. Прикрепленный к опущенной на веревке двухпудовой гире. а другим концом к багру, терпуг (рашпиль), быв над обнаженной от ила и тины частию груды приведен в движение, показал неоспоримо, что она состоит из меди пушечной. Все сие дает повод ожидать. что дальнейшее изыскание на дне Семлевского озера может возвратить россиянам освященную драгоценность и получением пушечного металла с избытком вознаградить неизбежные при добывании оного издержки. Чтобы получить точное удостоверение, из чего состоит открытая фон Людевичем груда. достаточно устроить вокруг нее перемычку и отлить сифонами воду. Работа сия по представляемой у сего смете может обойтись около 25 тысяч рублей. Если поиск сей будет увенчан желательным успехом, то самое добывание из перемычки с оттаскиванием на ближайшее удобное для перевозки место может (придерживаясь урочного положения) обойтись около 2 р. 80 коп. с пуда».

Хотя в рассуждениях Хмельницкого много очевидных неувязок и необоснованных скоропалительных выводов, его донесение в Петербурге произвело очень сильное впечатление, даже сенсацию. Уже 9 января 1836 года в Смоленск прибыл командированный из Петербурга подполковник корпуса инженеров путей сообщения Василии Четвериков 2-й. Он незамедлительно доложил Хмельницкому: «Министр внутренних дел довел до императора сведения о том. что по сделанным изысканиям Смоленской губернии в Семлевском озере строительного отряда путей сообщения прапорщиком Людевичем открылась на дне оного груда металлических вещей, которые, вероятно, были брошены туда французами в 1812 году. Его сиятельство главно-управляющий путей сообщения и публичных зданий предписанием от 3-го сего ноября за № 4 вследствие высочайшего повеления для отыскания и вынутия всех вещей, которые найдены будут в Семлевском озере, изволил командировать меня. Донося о сем вашему превосходительству, имею честь почтительнейше просить: I) о снабжении меня ближайшими по сему сведениями; 2) о зависящих от вашего превосходительства распоряжениях, как по содействию мне со стороны гражданского начальства к успешнейшему исполнению возложенного на меня поручения. по снабжению меня необходимыми для изыскания суммами, так и по охранению вещей, которые имеют быть вынуты из Семлевского озера; 3) о неоставлении меня наставлением вашего превосходительства о выгоднейших для казны способах приобретения рабочих и материалов, как-то: веревок. бревен, досок, железных поковок и проч., необходимых потребностей для работ, которые будут производиться при изысканиях на Семлевском озере. К сему долгом имею честь присовокупить, что в предписании ко мне главно-управляющего между прочим упомянуто, что на покрытие необходимых при работах на Семлевском озере издержек отпущено уже по высочайшему повелению вашему превосходительству 4000 рублей».

Словно отливная волна, пошли теперь письма к Хмельницкому. О командировании Четверикова сообщил главно-управляющий путей сообщения граф Толь, упомянув, что статс-секретарь Танеев передал ему волю императора назначить «самого надежного офицера корпуса путей, сообщения». Не остался в долгу и Блудов, известивший губернатора о том же самом Четверикове. Высочайший уровень лиц, вовлеченных в семлевскую эпопею, не мог не радовать Хмельницкого: от этого укреплялась и его репутация как инициатора всего затеянного. Вместе с тем решительное вмешательство Петербурга в события, конечно же, тревожило его. Губернатор вполне справедливо опасался, что столичные охотники загребать жар чужими руками не преминут перехватить инициативу, и когда пробьет час представления к наградам, о нем и не вспомнят.

И Хмельницкий выбирает в этой резко изменившейся ситуации, пожалуй, единственно возможную для него стратегию -оказывать полное содействие всем намерениям Четверикова и одновременно установить за ним негласный надзор, чтобы от доверенных лиц иметь точные и оперативные сведения о том, что происходит в Семлеве. Вяземский исправник Клайгильс получает указание командировать в распоряжение Четверикова на место розысков «если не заседателя, то по крайней мере одного благонадежного канцелярского чиновника», а если бы приезжему понадобился военный караул, то снестись о том с начальником вяземской инвалидной команды. В секретной части указания Клайгильсу вменялось в обязанность «уведомлять губернатора об успехе действий подполковника Четверикова», которому были выделены 2 тысячи рублей на сооружение перемычки. Оставался еще один человек, интересы которого заметно пострадали с приездом Четверикова,- это владелец Семлева Алексей Бирюков. Боясь, как бы тот не заупрямился и не испортил бы всего дела, Хмельницкий просит его не препятствовать действиям подполковника и добавляет: «.Если отыскания сии увенчаются успехом, я почту обязанным ходатайствовать о приличном вам вознаграждении».

Казалось, теперь все предусмотрено, неблагоприятные последствия сведены на нет, и Хмельницкий по-прежнему держит руку на пульсе событий. Но именно с этого обманчиво установившегося затишья и начались его самые жестокие нравственные испытания, а затем и падение. Первой срабатывает «мина замедленного действия», им же самим и поставленная. Князь Хованский узнает наконец, 'что, минуя его, Хмельницкий сообщил о семлевской тайне непосредственно министру внутренних дел, и приходит в ярость. Генерал-губернатор вовсе не желает играть второстепенную роль, он претендует на свою долю шкуры неубитого медведя и 20 января с нескрываемым сарказмом пишет Хмельницкому: «Таковой ход дела вынуждает меня сослаться на 125 ст. II т. свода законов о губернских Учреждениях, повелевающую, «чтобы никакие представления от гражданских губернаторов не восходили помимо от главных начальников к министрам».

Если бы существо дела потребовало сделать о каком-либо предмете донесение прямо к министру, то и в таком случае ваше превосходительство обязаны были, сделав представление министру, известить в то же время и меня. Но в настоящем деле поступили вы противно установленному порядку, ибо, донося мне о сделанных вами распоряжениях касательно трофеев, французами похищенных, и представляя смету издержкам, потребным на вынутие их. предавали токмо обстоятельство сие на мое благоусмотрение, не известя, как бы следовало, о донесении вашем, сделанном к министру внутренних дел. Приглашаю ваше превосходительство на будущее время следовать в образе сношений со мною и министрами предписанному законом порядку». Пытаясь быстро залатать «пробоину», сделанную разгневанным начальником, Хмельницкий отписался не очень убедительно: «Поспешаю имею честь объяснить в оправдание себя, что от министра внутренних дел я не испрашивал никакого разрешения, как изволите видеть и из представляемой при сем копии с моего донесения. Но поспешил известить его о столь любопытном предмете единственно для того, чтобы предупредить всякие партикулярные и неверные о том известия, которые восьми скоро могли бы дойти до сведения министра».

Как ни неприятно получать выволочку, Хмельницкий в силу своего характера вскоре забыл бы о ней. Но, к несчастью, не прошло и пяти дней, как новое известие, а точнее сказать, катастрофа, означавшая крах всех возлелеянных надежд, потрясла незадачливого искателя сокровищ. 30 января поистине роковой сюрприз преподнес подполковник Четвериков 2-й. Раздосадованный длительным, бдением на пустынном заснеженном озере в пору крепчайших крещенских морозов и продувающих ветров, расстроенный от несбывшихся ожиданий, он шлет Хмельницкому донесение, полное злой иронии: «Надежда, ни на один день меня не оставлявшая что-либо найти в Семлевском озере, была причиной, что я по сие время не известил ваше превосходительство о моих изысканиях. Теперь. когда все опыты кончены, я поспешаю уведомить вас, что, к сожалению, на дне озера никаких вещей не открыто. Ваше превосходительство лучше судить можете, откуда Вальтер Скотт мог почерпнуть приведенный им в его сочинении о Наполеоне приказ и какой веры он заслуживает. Но я с моей стороны утвердительно могу сказать, что если бы этот приказ состоялся, то произведенные мною на озере исследования необходимо должны были бы то показать. Мне остается только благодарить ваше превосходительство за содействие, которое мне оказываемо было отовсюду - по участию вашему в сем деле».

Написав, что «никаких вещей не открыто», Четвериков 2-й, строго говоря, был не совсем откровенен, оставив самый главный козырь, видимо, про запас для высочайшего отчета в Петербурге. В качестве вещественного доказательства он увозил с собой поднятые со дна озера камни, которые в докладных Хмельницкого всего лишь месяц назад настойчиво именовались «пушечной медью». Не пригодились смоленскому губернатору и расставленные на месте «пинкертоны». Следом за Четвериковым вяземский исправник сообщил, что ^работа на Семлевском озере кончилась вчерашнего числа, и твердое тело, находящееся на дне оного, оказалось два камня».

Вряд ли могла вызвать положительные эмоции и записка помещика Бирюкова: кВоду 30 числа выкачали до самого дна и ничего не нашли, как только три камня небольшого калибра, которые и вынули! И все те места ощупывали, и ничего не оказалось - как только крепкий грунт. Подполковник Четвериков намеревается отправиться сего числа в Петербург». После столь мощной серии следующих друг за другом ударов все мысли Хмельницкого направлены теперь на достижение одной-единственной цели - избежать полного разгрома. В считанные дни, пока известие о том, что семлевская авантюра потерпела крах, еще не дошло до столицы, дать свое объяснение событий и постараться спустить все постепенно на тормозах, выгородив насколько возможно себя и свалив всю ответственность на других.

И хотя Хмельницкий вновь идет на нарушение установленного порядка, о чем ему уже выговаривал Хованский, он безотлагательно строчит письмо министру внутренних дел Блудову: «Корпуса инженеров подполковник Четвериков, командированный для разысканий в Семлевском озере, уведомил меня, что на дне оного никаких вещей не найдено. А как донесение мое по сему предмету основывалось не столько на словах Вальтера Скотта, сколько на известиях и удостоверении строительного отряда подполковника Шванебаха, то и считаю нужным с его отзыва ко мне представить на благоусмотрение вашего превосходительства копию». Примерно такого же содержания письмо направил губернатор и Хованскому. Открытая гением Гоголя немая сцена в «Ревизоре» может дать представление и о том, что происходило, когда встретились главные действующие лица - Хмельницкий, Шванебах, фон Людевич, Клайгильс и Бирюков.

Что касается Хованского, тот не упустил счастливой возможности отомстить своевольному губернатору. «По донесению вашего превосходительства от 4 февраля за № 1493 о том, что инженером подполковником Четвериковым на дне Семлевского озера никаких вещей не открыто, поручаю вам, милостивый государь ной. истребовав от подполковника Шванебаха немедленно в дополнение того пояснение, и оное мне доставить: отчего, когда зондировали помянутое озеро, то ударение зондом в 'груду неправильной фигуры на дне озера производило звук? Когда же терли об означенную груду терпугом, то из чего можно было заключить неоспоримо, что та груда состоит из меди пушечной? - как все именно изъяснено было в записке, представленной вам от подполковника Шванебаха 20 декабря 1835 года № 390».

Как видно, князь Хованский не подозревал, что Хмельницкий по собственной инициативе уже начал расхлебывать заваренную им кашу и снова с некоторым опережением отправил письмо Блудову. Со своей стороны Хмельницкий язвил по нисходящей линии. Все вопросы Хованского он препроводил Шванебаху, а тот, подобно гашевскому Швейку, дал на них простодушные ответы. «Спешу почтительно донести вашему превосходительству,- писал Шванебах, - на 1-й из вопросов, что обыкновенно, когда зонд ударяется обо что-либо твердое. издает звук более или менее чистый. На 2-е: терпуг показывал опилки меди, и потому я полагал, что должна быть на дне медь. При первом свободном времени я не премину возобновить деланные в Семлевском озере опыты, и когда получу удостоверение, что открытая на дне груда состоит из камней, то не премину донести вашему превосходительству».

Если сравнить первую бравурную записку Шванебаха и эти жалкие ответы, то возникнет множество новых вопросов. Почему, например, два-три к,амня «небольшого калибра» он умудрился принять за груду неправильной формы приличных размеров, да еще погрузившуюся в илистое дно? Как эти камни могли дать опилки «меди пушечной»? И т. д. и т. п. Но Хмельницкий не стал ничего заострять, а послал отписку Шванебаха по начальству без всяких комментариев. Семлевское дело затихло, но глупейшее положение, в котором оказался смоленский губернатор, угнетало его. Исподволь, не афишируя, он принялся осмысливать случившееся. Ему пришла в голову спасительная мысль, нет ли у Вальтера Скотта географической ошибки? Укрепившись в ней, Хмельницкий набрасывает план дальнейшего поиска. «В секретном донесении графа Барклая де Толли к императору о военных действиях 1812 года сказано между прочим: «28-го войска 1-ой армии двинулись с места, кому следовало исполнить движение, на левый фланг неприятеля, 2-я армия осталась в Выдре (Поречского уезда). Авангард в Семлеве и Инкове (Поречского уезда), а 27-я дивизия с некоторой кавалерией - в Красном». По известному предположению и переписке насчет Семлевского озера надобно узнать, где именно находится другое Семлево, о котором здесь упоминается. Прежде всего взглянуть на алфавитные ведомости о всех селениях по уездам. Ежели его там не значится - написать к окрестным исправникам с вопросами, нет ли при этом селении озера?»

В августе 1836 года Хмельницкий сделал запрос поречскому земскому исправнику, нет ли при деревне Семково, находившейся от Поречья в 92 верстах (или «Сешкове», как значится по алфавитному списку), озера и какого оно наименования, а также нет ли какого селения или урочища, или же озера под названием Семково (или Сешково) под казенным селом Инковом? Исправник ответил, что при деревне Сешкове «именья Чесливских, находящейся в Щучейском стане Поречского уезда, имеется в двух верстах стоячее озеро, именуемое «Велесто», близ же казенного села Инькова урочища, селения и озера с названием Семково, Сешково и Семлево вовсе не находится».

Кто знает, не предпринял ли бы романтик Хмельницкий еще каких-либо шагов в отыскании московских сокровищ, если бы не был лишен этой возможности чисто физически. Возникло дело о казнокрадстве и возможной причастности к нему Хмельницкого. И из смоленского гражданского губернатора он на несколько лет превратился в узника Петропавловской крепости.

Search

Статистика

Форма входа